Смс 22. После Битвы

[galleonych]

...Рубен сидел за ЭВМ, одуревщий от диссертации. Защита прошла нормально, но банкет по этому поводу он не выдержал. Сославшись на то, что ему необходимо в секретариат СИВАМа, он удрал домой. Ему вообще было гораздо приятнее сидеть одному, нежели терпеть шумные сборища. Иначе он бы не выбрал историко—архивную специальность. В СИВАМ[1] его загнали силком от университетского профкома, но он появлялся там proforma. Да и где там было собираться, если юридический адрес занимал секретариат, а физического адреса он не имел. В основном, все встречи проходили в актовом зале РНХ, куда приезжал Иван Владимирович дай-бог-памяти-фамилия из МАО[2], ну а иногда они наваливались на конференц—зал недавно образованного САРа[3].

Бред, бред и бред. С такими историческими предпосылками и тенденцией развития его исторической родины, где он ни разу не бывал, трепыхания диаспоры были бесплодны. Бумагожуйство одно.

Вот тема Рощина под Питером, это да, стоящая тема. Но иеромонах Григорий опалил крылья и ему и Алисе, которую увел Коля.

Глотнув еще пива, он подумал, взялся строчить в колину аську всякие колкости, на что благородный Коля UncleBob, конечно же, отвечал, но так находчиво и уедливо, что забава постепенно превращалась в докуку.

Начал ябедное письмо Лукасу и Сабине, подумывая, как лучше извратить лог беседы с Колей, и вдруг на мобильник ему позвонил Меделис:

— Ну как оно, прошло?

— Угу.

— Преведбанкед?

— Дома я.

— Чего такой унылый?

— Боб говном исходит.

— И тебя это огорчает?

Рубен сбросил звонок и набрал домашний Меделиса, чтобы немного сообразить, что бы ему такого ответить. Или оттянуть паузу, а потом сменить тему.

... — Слушай, Рубик-джян, тут такая тема нарисовалась... Я ж химик. Короче, я тут набодяжил себе одну фишку, только что опробовал... Не жизнь, а сплошной кетамин, как говорится. Отсыпать тебе децл?

— Да нахер?

— На хер насыпать? Оригинально!

Ну и как с таким упоротым разговаривать?

— Спасибо, не надо. Я людям завязывать помогал, а ты...

— Это ты так помог, что вас с Алисой Исаевой по судам?

— А толку, показания признали недействительными. Это все Коля нашуршал.

— Коля и сам под мулькой бывает, не дрищи.

— Да это ж памятник, кто ж его посадит? В смысле, Колю. Не поеду, не уговаривай.

— Тогда я сам.

— А, погаматься чего-нить захвати. Тоска.

— Знаю, тысячелетняя тоска каждого рубена. Нос!

— Мудила. Лучше никакого не иметь, чем такой рубильник.

— Поннял, и от носа вылечим, не вопрос.

— Химик, не лезь в ринопластику серной кислотой.

— Я тут болванку запилил, это тебе не властелин колец, а реально оторванное кино.

— Башка у тебя оторванная.

— Ты тоже вкури, такая маза... Это как Сталина из яйца высидеть...

— При чем тут Сталин и яйца?!

— Да аддоны к фильму... Все как живые, но действуют час, не больше. Во мочилово будет!

— Глюки у тебя, Меделис, глюки.

— Лахудра ты, а не авантюрист.

— Да ебать мне твои прикючения с трип-репортами. Мульки с полкорабля и хватит. А бодягу твою чёт не тянет.

...Кино прошло на ура только для гостя: Меделис доставился собственным изобретением из нурофена и прочей гадости, для порядку нареченным дезоморфином, и ржал. Рубен мрачно курил мулю, но веселее ему не становилось, разве что действо показалось ему каким-то запрокинутым. То ли вместо мульки он дезоморфа туда сыпанул, то ли конопля была саратовская, хозяйственная. Только веники и вязать. Но сюжетец такой, очень даже свежо и оригинально.

— Да будь я этим валедмором... Швальдемордом... Я бы всех шизиков поубивал одним глазом, а этот сразу чёта сгорел. МИО мой МИО, блин. Пацан такого двухголового дяпана завалил... Это ж невпиздимо.

— А то сам ты не шизик...

— Слушай, завяжи уже свою варежку, а? Давай твои аддоны-гондоны высиживать.

— Не гондоны, а бек-апы, резервные копии душ умерших героев...

Меделис уселся за компом, вытурив мерзнущего хозяина на диван. Рубена начало кумарить. Он надел теплую вязаную куртку, взял плед и укутался поуютнее. Потихоньку снял очки и припрятал под подушку. Не на что смотреть. Вдруг из дисковода повалил густой дым.

— Ты мне ЭВМ спалил, сука!

— Не ссы, это так они и появляются, смотря на какой стороне магии они воевали. На темной — черный дым, на светлой — белый...

— Ага, инаугурация папы римского в конклаве джедаев, — неожиданно для себя заржал Рубен, невзначай всхрюкивая. — Мы два кандидата наук, химик и историк, сидим и торчим как два последних чухана и ждём человечка на огненном пироге, который сделает нас колдунами!

Черный дым простирал свои щупальца к голове Рубена, обволакивая лицо. Рубен закашлялся. Это как всегда после любого курева — гадость влезает в рот и оседает в груди. Как приютские самокрутки. Стоп, какой ещё приют? Это же был социально-реабилитационный центр для самоубийц под управлением иеромонаха Григория.

— Слышь, Рубик, ты чего? — Меделис подскочил к другу и прильнул к его груди, слушая дыхание. Он хорошо знал, что на отходе многим становилось настолько худо, что приходилось проводить доврачебную помощь. Точнее, вместоврачебную. Вот и пришлось выучить еще и медицину. За что, собственно, он и был прозван 'Меделисом', то есть 'Лекарем'. А с товарищем творилось что-то странное: при такой синюшности лица никаких перебоев в дыхании не отмечалось. Зато Рубен принялся жаловаться, что его сознание раздвоилось, и стал цитировать факты из чужой биографии, точнее, из книг, которые он никогда не читал. Впрочем, дальше — хлестче: к его фантазиям присоединилась ещё и мифология про Камалоку, а под конец Рубен и вовсе перешёл на английский, на глазах лысея и вытягиваясь в росте.

В итоге, хозяин квартиры превратился в красноглазого фантомасоподобного монстра, зовущего его, Меделиса, эсквайром Малфоем. Ну, допустим, сходства очень мало: всего лишь распущенные волосы по плечам, и пшеничный их оттенок.

Ну и у кого же тогда глюки? Может, соседа рубеновского позвать рассудить? Хоть и из наших, но тот хоть трезв сегодня.

Только услыхав замогильный возглас Рубена 'экспектопатронум!', Меделис сдал совсем, ибо на зов прилетело не серебристое создание патронуса, а черная биомасса в тряпичных лохмотьях, больше соответствующая описанияю дементора, которому надиктовали сообщение и отправили незнамо куда. Это что, только у Волдеморта патронус такой, или у всех Пожирателей смерти? И почему Рубик вдруг сам превратился, если из бэкапов обычно вылупляются самостоятельные личности? Как изгнать бэкап из Рубена, или за час всё пройдёт? Ладно, ключ и так в дверном замке торчит, никто раньше времени не вломится. Даже если кто и начнёт, то не сдадимся... Однако посреди его раздумий в центре комнаты объявился Малфой и принялся бесстыдно и беспечно совещаться с Рубимортом.

— ...Да, князь тьмы, я трансгрессирую вас в Годрикову Лощину.

— В хлипкий домишко, где родился этот выродок Поттер?

— Но вы же сами отметили его как выродка, был же ещё Лонгботтом.

— Этот тоже выродок, я не учел, что он подпадёт под связанное пророчество.

— И теперь надо убить обоих?

— Нет, просто склеить мою душу заново, иначе я и пальцем не смогу пошевелить. Душа армянки Цахик, которая помогла мне позвать тебя, велит мне найти шпиона, желательно молдаванина, цыгана или армянина. Они стихийные маги, говорит она. У нас новый Избранный, за которым будешь следить ты и мой новый шпион. Попеременно. А теперь нарядись в презренные магловские шмотки, чтобы ходить по стройкам.

— Почему по стройкам?

— Там обитают самые бедные и амбицозные авантюристы, которые нам нужны.

Малфой накинулся на Меделиса, парализовал его и раздел до белья, забрав косуху и кожаные брюки, а потом поднял новопревращённого хозяина на руки и исчез. Меделис осознал, что Рубена он уже никогда не увидит. Рубена нет, теперь есть только Лорд Волдеморт, так неудачно возродившийся в его теле.

Похороны героев Новой Битвы с Вольдемортом несколько омрачило появление зловредной пустельги Цахик, которая примчалась на траурную церемонию от пожирательской процессии. Набрасывалась и трепала венки, клюнула могильщика, злорадно ухала, визжала, бранилась, проклинала всех и вся уже не на трех, а на четырех языках, ибо к лексикону ее добавился еще и английский... "Сволочи!.. Ублюдки!... Суки-бляди!... Какэм, тогхен дзез![4] Фак! Шени деда мовтхане! [5]" Короче говоря, вела себя так, что все, знакомые с Мамашей Блэк или ее портретом, дружно решили, не вселился ли в эту птицу еще кто-нибудь. Однако Ефремов, на котором практически висла зарёванная Сивилла Патриция, и Джек, да и Гурген вместе с ними, не обращали на это внимания — обыкновенная взгальная кавказская бабка, перебравшая огневиски. Доусон, не занятый в торжественных речах магической гражданской панихиды, потихоньку подкрался сзади и хотел спутать ее связывающим заклятьем, однако пришлось за ней все-таки погоняться, отшугав ее в более безлюдное место, ибо она несколько раз сбрасывала путы и один раз выбила палочку из рук.Доусон решил сжечь ее в дьявольском огне, но додумался спросить о ее судьбе русских. Все-таки это внуку решать, что делать с его бабушкой-джаги[6]. Неся ее как обыкновеную куриную тушку в авоське, он вдруг неожиданно сообразил, что, уничтожив оболочку, дьявольский огонь ничего не смог бы сделать с ее душой, а то и вовсе так распалить ее энергию, что она с легкостью бы смогла вселиться уже в нечто одушевленное — живое животное или даже в человека. "И хорошо, что не сжег," — подумал Доусон и трансгрессировал к воротам замка.

...Чествование же российских друзей Хогвартса состоялось по окончании траура. Огромные колдографии в рамках, развешенные по стенам, сменились на традиционое святочное убранство. Трелони, и.о. завхоза, как выяснилось, не только проревела всё это время, лёжа на полу в своем шатре с пуфиками, а проявила всю свою хозяйственность и упорство, подготавливая замок к этому празднику. Впрочем, гораздо вероятнее, что это сделали сами эльфы, лезли из кожи, стараясь подхватить первейшую же просьбу доброй хозяюшки. Сколотили стол — такой же точно, как и предыдущие четыре; заколдовали гирлянды поющих сине-бело-красных флажков с надписями по-русски: 'добро пожаловать', 'хлеб да соль'... правда, среди них оказался ещё и девиз 'совет да любовь', как самый что ни на есть подходящий для гостей из бывшей страны Советов, но русские мило поулыбались трудолюбию домовичков и моментально забыли, заворожённые великолепием замка. Даже те, кто пролазил во двор сыграть в квиддич с хогвартчанами, в замке не бывали.

...Делегация была высажена Германом на берегу озера, чтобы его друзья-ролевики смогли прочувствовать торжественность момента и проехаться в каретах, запряжённых фестралами. Ту пару, тянувшую карету, где сидели Ефремов с семьёй и Снейп, Гера взял под уздцы собственноручно.

— Что, видишь теперь лошадки? — ехидничал Гурген уже не в первый раз, пристроившийся вторым пажом к экипажу.

Герман уныло согласился:

— Ага, красивые.

...Стол впихнули кое-как в Большой зал, где потом столпились нетерпеливые школяры в ожидании хотя бы пира — у всех на уме был по большей части праздничный бал, но назревающее торжественное собрание их прельщало немного. Гера с Гургеном как-то постеснялись усажваться за преподавательский стол, возглавив стол ассамблеумский, за которым, кстати, восседало и семейство Ефремовых с прелестной Ирочкой, на которую зыркали мать и две бабушки. Гера, конечно, разорвался пополам, зыркая то на великолепного доктора-кумира, который даже надел галстук, и на его куда более прекрасную дочь. Но та просто не спускала влюбленных глаз со Снейпа, который провел у них дома этот месяц, наводя лечебные чары на оперившуюся маму и зорко и неусыпно следя за тем, как она принимает весьма мудреную схему лечебных зелий. Исцеленная Сусаник вырядившаяся в самое расфуфыренное платье, мнила себя королевой вечера и держала себя столь надменно, будто являлась уникально исцеленной от неизлечимой болезни и к тому же госпожей уникально выслужившегося раба, и вообще весь магомир продолжал быть ей должен. Внимания никто на нее не обращал, особенно Джек, который, памятуя о ее домогательствах и их последствиях, вообще старался в ее сторону не глядеть. Разве что Снейп, занявший свое привычное место за столом, поглядывал на влюбленную девушку, но так как она сидела вплотную к матери, со стороны казалось, что он не сводит с Сусанны глаз. Единственный, кого она действительно привлекла, был Фабиус Доусон.

...Когда собравшиеся вдоволь нашумелись и притихли над пустующими тарелками, Минерва МакГонагалл и Невилл Лонгботтом внесли портрет Альбуса Дамблдора на подушке необычных цветов: алого с золотым и... Зеленого с серебром. До полного Хогвартского герба недоставало черно-желтого и сине-красного, но объяснить сию загадочность элементарным растяпством было невозможно, ибо противоречило пунктуальности директора — это определенно что-то значило. Водрузив портрет на сортировочную табуретку, где обычно властвовала шляпа-вещунья, почетный караул удалился и встал по краям стола. В пустую раму портрета величаво вплыл Альбус, облаченный не в синюю звездочетную, а в ало-золотистую бархатную мантию:

— Дорогие друзья! Мы собрались здесь, чтобы поприветствовать русских друзей из весьма волшебной локализации под названием Ассамблеум, как называют они себя сами, или Сети Интернет. Маглородки прекрасно знают что это такое, но для тех, кто родился магом, я расскажу что это на самом деле большая магия. Магия общения. И как любую магию, ее можно использовать с добром или во зло.

— ...Да не только магию, а любое достижение человечества, — буркнул под нос Гера.

— ... Я не буду надоедать вам длинными речами, а потому передаю слово действующему директору, — улыбнулся Дамблдор и откинулся в нарисованном кресле.

Эльфы подали блюда — МакГонагалл подняла со стола кубок и выступила вперед, усилив голос рупорными чарами — покрыть Большой зал, набитый детьми это было еще ничего, но когда бубнил целый факультет гораздо старших юношей, даже молодых мужчин, было уже тяжеловато. В принципе, все сидели очень тихо, практически затаив дыхание, начиная от самых первачков, слушая короткое вступление легендарного Дамблдора, который за эти десять-двенадцать лет уже сравнялся с Мерлином по невероятности вымыслов, передаваемых из уст в уста от старшего поколения. Но с усилием сдерживающаяся и все равно непрекращающаяся возня от Русского стола — мобильники (мантикора их проглоти! обязательно надо поотбирать их у маглородков или заколдовать их как следует), фотоаппараты и эти омнивидеокамеры... Подобное раздражало даже такого опытного оратора, как Минерва. При виде той силы, некода сметавшей все на своем пути, а теперь тщетно пытающейся обуздать самоё себя... — ну конечно же, они ПИЛИ, и даже спаивали старшеклассников, передавая бутылочки, замаскированные пятновыми чарами, на столы факультетов. Никакие чары не могли скрыть запаха и осоловелых глаз юношей. При виде этого безобразия Минерва нервничала, хотя и мастерски скрывала это, однако речь ее уплывала в непредугаданное русло.

— ...А теперь мне хотелось бы сообщить, что мистер Джон Фелкон, в действительности же сэр, я не побоюсь употребить это слово, Иван Львович Ефремов награждается дипломом почетного преподавателя Хогвартса! — диплом в кожаном переплете с тисненым гербом вылетел из-за портрета Дамблдора и впорхнул прямо в руки награжденному. Иван Львович поулыбался и открыл книжицу, которая запела гимн Хогвартса, но песня потонула в оглушительном реве Русского стола.

Это был настоящий взрыв в буквальном смысле: оказывается, ассамблейцы припасли петарды и хлопушки, которые взорвались разноцветным конфетти прямо в яства, а еще кто-то запустил прямо из туши индейки огненную ракету. Минерва даже обмерла, вспоминая бегство близнецов Уизли , но бабочек, болот или корнуэльских пикси не появилось, пиротехника просто грозила поджечь штору на витраже. Виновник торжества рявкнуп на аудиторию, но действия это не возымело.

— А теперь мой долг вызвать моего друга Геру Соболевского, который и увлек меня в это фантастическое приключение, — рупорил Ефремов сквозь рев.

Гера торжствующе вылез из-за стола, не переставая поглядывать на девушку, и встал около портрета Дамблдора. Из-за учительского стола поднялись Снейп и Джек — один из них нес маленькую квадратную шкатулку сантиметров двенадцати в длину. В ней оказался медный "блин" из обычного жесткого диска.

— Это из сервера. Тот, что с бэк-апоп Вольдеморта. Теперь никто не сможет его загрузить к себе в мозг. Я не думаю, что его успели скачать после исчезновения Вольдеморта, — Джек улыбнулся.

— Во-во, лишь бы новый не написали! — подтвердил Гера, привычно прокручивая его на пальце.

— Мы с такими приключениями выкрали его из-под носа Авроров. Один из них просто псих какой-то.

— Второй Аластор Хмури, — коротко добавил Снейп.

— Хорошо, что ваш бэк-ап храню я, — Гера помахал телефоном перед собой. — И диск записал. И дубли еще на трех мобилах. Если что, я помогу вам возродиться. Так что вас теперь никто не перехватит, лишь бы был доступ к портрету.

— Хм, вообще-то я использовал эпициклические заклятия... Черная магия, знаете ли... — Снейп достал хрустальный кулон из коробочки и подался вперед, поднося цепочку к голове Ефремова. Тот послушно склонил голову, давая надеть на себя украшение. — Джон будет хранителем моей целостности.

Тут в зал вошла Сибилла ПатрисияТрелони — никто и не заметил, как она выходила, как-то мимолетно выскользнула, обогнув всеобщее внимание. В руках у нее было нечто тяжелое, что она с трудом удерживала обеими руками, покрытое вазаным платком с длинными кистями. Минерва МакГонагалл поспешила прийти на помощь, поддержав этот предмет, но завхоз-прорицательница не выпустила его из рук. Вплотную подобравшись к Ефремову, она с жалобным видом стянула платок и протянула чашу дубльдума, исписанного рунами и украшенного по краям аметистами:

— Профессор Фелкон...

— Вообще-то, Ефремов... — поправил Иван Львович.

— Ах да, я такая невнимательная, все перепутала... Я считаю, что это по праву принадлежит вам, и вы должны... принять этот дар. В память об Аргусе.

На Трелони было жалко смотреть: у нее был вид ребенка, который хочет подарить другу любимую игрушку, не вполне представляя, что ее он больше не увидит. Не дождется ответной благодарности и вообще не узнает о том, не выбросит ли друг эту ценность через пять минут после расставания. И одновременно с этим парадоксальным образом по виду прорицательницы слишком читалось, что ей до смерти жалко это отдавать. Ефремов позволил себе простодушно отказаться:

— У меня такой телефон есть, все сохраняет... Вполне себе дубльдум.

Снейп смотрел на собственный дубльдум и подумывал забрать его обратно, но вид завхоза яростно переубеждал его, отговаривая от этого шага. К тому же Иван Львович зыркнул на него, придавая уверенности для отказа, да угрожающе покачал мобилой: дескать, есть у тебя такое же, и замолкни. МакГонагалл уловила эту заминку и властно изрекла:

— Сивилла, вам обязательно нужен этот предмет для просмотра памяти хулиганов. — И еще она попутно подумала, что неплохо бы записать омнифильм из кошкиных воспоминаний, да случайно подбросить прорицательнице. — До тех пор, пока вы остаетесь завхозом, дубльдум будет в вашем распоряжении.

Сивилла поставила чашу на стол и тихонько встала в сторонке — около преподавательского стола потихоньку образовывалась толчея. Минерва вызвала еще и Гургена, выстроила друзей в шеренгу за портретом и объявила:

— И еще один момент: я посовещалась с профессором Снейпом, и мы решили предложить нашим русским друзьям основать новую школу Чародейства и волшебства, которая бы охватывала среднерусскую равнину, а также страны христианского Кавказа. Чтобы Российская Федерация и страны СНГ тоже влились в общемировое волшебное сообщество.

— Да-да, — подал голос с портрета Альбус Персиваль, — сэр Ефремов показал себя достойным возглавить русский филиал Хогвартса, я чувствую его мощь и огромное трудолюбие, способное выстроить из ничего живой организм, каковой и яаляется эта школа.

— Если честно, для меня это не сюрприз, я уже месяц назад знал об этом. — полупоклонился Иван Львович; русский стол зашелся в новом приступе рёва, и разговаривать можно было только со своими: — Потихоньку займусь оргвопросами, вот только группу параллельно доведу.

— А приём? То есть я не из-за себя, но другим-то... Вы же нарасхват... — мямлил Гера.

— Я вообще планирую колдомедицинский колледж. С лечебено-консультативным госпиталем. Если удастся, то и институт сформируем. Лично у меня в распоряжении лет сто. У вас тоже. Так что переваривайте и соглашайтесь! — театрально изрек Иван, но в шуточности комического приказа звучала вполне серьезная, не терпящая возражений властность. И надежда на столь же плотную поддержку.

— Я-то сквиб. Или маггл, — посетовал Джек. — никак не уложусь. Так что мне как-то вникать нет резона.

— Мы тебя мандрагорой будем поить. И вообще, сам подумай, какой тебя бизнес ждет: включить Россию в международную волшебную валютную зону, вот интрига-то, авантюра тебе? И опять-таки, Англия...

— Я согласный, — защебетал Гурген. — Будет дом... Хватит жить в нечистой комнате... А школу давай назовем Звартноц, лав?

— Хм, "Храм Бдящих Сил?" — перевел Гера для Джека и оглянулся на Гургена, проверяя сбоственную эрудицию: — Это тот, который коммуняки развалили и построили театр Спендиарова? Или я все перепутал?

Гурген решил промолчать, ибо сам доподлинно не знал, как-то недосуг было разбираться в этом вопросе культуры, а гнать тухту с важным видом специалиста, вводя в заблуждение других, как-то не хотел. С того довольно, что Храм, ну вот Бдящих Сил. И он снова возродится, хотя бы в наименовании.

— А мне программирование жалко, столько лет учился... — прожёвывал вслух свои мысли Гера.

— Ну да, и работаешь ты не в офисе, а дома, обормот. Что тебе разницы из Хогва... Звартноца писать. Опять же, кто скулил, что преподавать хочется?

Минерва, видя, что назревает глобальное обсуждение, решила свернуть затянувшееся торжество, одним мановением палочки распаковав подушки с факультетскими флагами. Флаги изящно облетели с табурета и под ними обнаружились две портретные рамы с надписями "Альбус Персиваль Брайан Вулфрик Дамблдор," и "СеверусСептимиусТобиас Снейп". Разумеется, портрет Снейпа был весьма одиноко пуст, но вот второй преподнесл закономерный сюрприз: хитрый Альбус шурханул из портрета в портрет, пританцовывая назад, подражая знаменитой "лунной походке" Майкла Джексона, озорно поводя сложенным кистями рук взад-перед. Русский стол опять зашелся в овациях, возопляя "Йес!", "Мы сделали это!" и прочую празничную дребедень.

— Торжественную часть объявляю закрытой, а теперь — танцы! — пробормотала она практически себе под нос и хищно утукнулась в тарелку горячего, всем видом демонстрируя аппетит.

Иришка выскочила из-за стола, процокав каблучками, и повисла на отцовской шее. За ней, остервенело отряхиваясь и оглаживаясь, продефилировала Сусаник; она элегантно обвила шею мужа, и впечатала ему засос ярко-алыми губами, которые подправляла после каждого съеденного блюда.

Джек искоса бросил взгляд на Сусан, в котором угадывалась нотка ревности, и настойчивым жестом повлек ребят к профессорскому столу. Герман неприкрыто таращился на Иришку, которая еле слышно щебетала в огромное отцовское ухо.

— Глаза сломаешь, — настаивал Джек, но Соболевский с досадой отмечал, как долговязый Невилл, неуклюже путаясь в длинной парадной мантии, проследовал за Ефремовыми. Старушки-сватьи, за время обеда получившие необходимый ликбез по магомиру и хогвартсоустройству и проникшиеся торжественностью момента, подступили к портрету, одна из них даже погладила холст.

— Ах, простите, леди, что я не могу пригласить вас... — элегантно приложил ладошку с той стороны Альбус.

— Чишт э лусанкар[7], — покачала головой та.

Право слово, кроткость Тамары Рейнман-Ефремовой умиляла. Удивительная доброта и какая-то неудачная жизнь с двумя замужествами. И, что самое удивительное, родиться у такой злобной ведьмы, как Цахик... Хотя та, наверное, была по-своему любящей и ревностной матерью. Господи, хорошо, что с ней расправился Доусон. Как-то даже жалко было бы хорошую тетку, если б они вдруг встретились.

— ...Жора[8], я гляжу, ты тоже победил этого злодея из интернета? — обратилась милая тыкин к Джеку.

— Ну, победил, — в один голос заявили Джек и Герман. Причем юноша ревниво добавил: — Так это я всех защитил, полгода здесь прятались.

— Оф, тхаик, ты наверное сам их сюда и втянул, чэ?

— А кто мою дочь в пуху обрастил? — вопрошала уже тыкин Хачатурянц, арцахская матрона, мать бедной Сусанны.

— Это не я, это соколица сделала.

...Доусон позвал Ефремова к себе в подземелье, где в кабинете сидела пленённая пустельга Цахик, прикованная к клетке адмантиновой цепью. Сококица, закованная в адмантиновые оковы, вещала внуку (хорошо, что ее дочь толком не знала, что душа её властной матери вселилась в чучело и творила зло, а то бы её сердце разорвалось бы от горечи; с Геры была взята малая нерушимая клятва помолчать.)

— Вано, почему ты не перешел на нашу сторону? Ты бы мог добиться многого, если не всего: денег, власти, богатства, всего мира... Тебе бы подчинялись все народы Европы...

— Спасибо, бабушка Цахик, но я и так живу как властитель дум для всей территории СНГ. И сам этому уже не рад, — раздражённо ответил Ефремов. — Лезут ко мне, лезут, воду мутят, а меня отчаянье берёт. Так от меня ничего не останется. И сосал бы я за эту власть синий хер, мне это надо? Сев порассказал, как его круциатили за малейшую провинность?

— Он мне доверял, и мы могли бы свергнуть его... Я видела как вы расправились с Князем Тьмы, как вы вышибли его из завоёванного тела...

— Мы удалили диск с бек-апом его души, мы срочно найдём автора этой програнмы и сотрём его память, чтоб он не смог написать её вторично, казнить не будем.

Молчавший доселе Фабиус подал голос о судьбе бабушки Цахик:

— По-моему, извлечь душу одержателя можно только при помощи священника. Вы вот не госпитальерской конфессии, я ничем помочь не могу, а рад бы. Да и если были бы ими, идти к Страто я бы не советовал, дабы не вводить его во искушение темной стороной магии.

— Мы григорианцы.

— Вот и летите ищите попа-григорианца. На отчитку и экзорцизм.

— Думаю, у нас это сможет сделать любой вардапет, ученый монах и кандидат богословия. А может и нет, я никогда на церковной отчитке не был, меня только по бабкам от худобы заговаривали.

— Жди! — каркала пустельга из клетки, откладывая пятна гуано. — Я тебя прокляну и укушу!

— Надо лететь сейчас, пока она чего не вытворила, — настаивал Доусон.

— Фаби, рань же несусветная. Хотя у нас на материке, наверное, поболе будет. Давай вздремнём пару часов, а потом махнем в Эчмиадзин, в резиденцию армянского католикоса. От Еревана недалеко, время московское. Только золота припаси, хоть фальсификат сделай, только побольше.

— Лепреконово золото исчезнет к исходу суток.

— Да знаю я. Так дело не пойдёт, мы же не хулиганы какие и жулики. А то и католикос проклянет.

Фабиус, наверное, хотел как следует опиться перед мероприятием. Отсыпав в мешочек настоящих галлеонов, которые шли как горячие пирожки среди магглов, он вернулся в Большой зал, набрал полный поднос еды и напитков и отправился в Бальную Залу. Там с ним начала заигрывать Сусанна, с ней до этого любезничал тактичный Флитвик, а добряк Хагрид приволок клубкопуха и давай его показывать только что освободившейся от индюшачьих перьев даме.

В коридоре же обнаружился новый призрак, Аргус Филч собственной персоной с ружьём наперевес, который не смог покинуть любимый дом, приютивший его на долгие десятилетия. А также любимую, которой он не хотел показываться на глаза, но теперь, не испытывая потребности во сне, мог наблюдать за ней спящей. Разве что дотронутьсю не мог. Поболтав с привиденьем (а ведь на днях это был живой сварливый дед), поражённый Ефремов отправился на крышу подышать воздухом, где он оставил Мусеньку. Может, покататься на ней? Шалая такая мысль, да пригласить покататься даму какую сорокалетнюю, самую старшую из фикрайтерш. Это ж каким джигитом буду выглядеть. А, что толку пить, если не куролесить. Жена-то при обеих матерях мне роги наставляет. Или махнуть к "Чашке"? Да нет, она дома с мужем сейчас. Надо ее позвать, всё равно уже никто не следит, кто ушел и пришел. Да и маглов пустили мирно, они вон в Ассамблеуме смертоедов дубасили врукопашную. Впрочем, там больше было левого народа.

Вон Драко идёт с женой, все чего-то на Астробашню потянулись. Как Гуго скажет, там каждый день после десяти вечера — зоопарк. Вон Гера сидит с той девушкой, которую Малфой чуть не задушил. Во, отрастили себе ушки, щупаются, целуются. Только Герасим этот смотрит куда-то на сторому. Кто там есть-то? Боже, Ирка. Что ж она творит-то? Ухватила Севу за член и жмякает... и это за спиной отца. Да он же мне ровестник, хоть и выглядит молодо, она ж знает это.

— Ирка, что ты вытворяешь? При родителях такое, да руки тебе оторвать. — Рявкнул Иван. Ирена убрала руку.

— Папа! — Испуганно пискнула она.

Сева что-то вяло сопротивляется:

— ...А я вампир. Я мёртв, у меня ни сердце не бьётся, ни кровообращения нет, значит и эрекции не будет.

Во заливает. Поверила она тебе, но эрекции, конечно нет у него, так же как эротического либидо, нету. Было бы, так бы и за Снейпа замуж пустил, но ведь деток надо, уж очень хочется.— Вон, Невилл идёт, а ну не позорься. Была бы ты умница, забрал бы он тебя в Европу, как ты мечтаешь. Хочешь в Европу? — нависал Иван. Ну как маленькую надо уговаривать. — А Северус в Москве будет жить, у меня работать под боком.

Хотя если на то пошло, оставить его в Хогвартсе.

— Вон, Мусенька летит, идите покатайтесь с Невилом, пока я добрый и ей прикажу. Киса, к ноге. К ноге, я сказал. — мантикора плавно опустилась на крышу. Иван потрепал ее по холке, пошептал на ухо:

— Это доча моя, нюхай ее, нюхай... Мной пахнет.

Минерва ушла в директорскую башню поговорить с портретом Альбуса Персиваля.

— Альбус, неужели ты приказал Невиллу заставить Гарри написать мемуары?!

— Да, Минерва, я приходил к нему из книжки-биографии, прочел их из-за его спины. Он все честно отписал, ибо я просил его писать для себя, чтоб ему стало легче.

— Что за детское лукавство!

— Ну а Невилл немного дополнил, причесал и сделал книжку для магловских малышей, ибо любая формула контакта цивилизаций опирается на детей. Они малы и всё принимают как должное. Все одинаковы: и волшебники и маглята.

— Можешь не впадать в дидактизм, я педагог не меньше твоего! Меня интересует другое. Зачем?

— Мой отец совершил преступление против маглов, но Ариану это не спасло. Со временем я пришёл к мысли, что едва ли не наоборот, погубило. Мы остались без отца, а я не смог стать ему заменой и мы потеряли сестру. После долгих лет раздумий, я принял решение прекратить вражду с магглами. И единственный верный способ — это повлиять на детей и молодежь. Иван с друзьями откроют школу для бывшего СССР, необъятная страна получит магию.

— Ну а ты, конечно, и рад стараться устраивать на вакансии наших неустроенных выпускников, не так ли?

— Не без этого, Минни. Но зато русские будут получать два образования: магическое и обычное. Я считаю, что и нам надо вменить подобную практику, уж коль скоро мы собрались интегрироваться с магломиром.

— И до скольких же лет мы будем их учить? На всю программу не хватит нашего времени, иначе каждому придётся выдавать хроноворот и будет бардак и у каждого — хроноболезнь.

— Давай начинать учить их с семи лет, как маглов.

— Но у них же только формируется магия!

— Наймём сквибов, отдадим им пустующее крыло, пусть учат магловским наукам. И продлим программу с семи лет до двенадцати.

— Но ведь тогда они в выпускном классе жениться начнут!

— Как будто они сейчас не женятся, когда женилка отрастёт, — отмахнулся дед. — Подадим прошение о поднятии возрастного ценза совершеннолетия или оставим всё как есть. В вузах же учатся совершеннолетние.

— Но, Альбус, меня волнует глобальный вопрос снятия статута секретности... Это же вековые традиции... Я боюсь, что начнутся войны и преступления, как простые мошенничества, так и преступления на почве ненависти, как в случае с Арианой.

— Начиталась фикрайтеров-футурологов? Мрачные люди, скажу я тебе. Сейчас сложилась такая мода на колдовство... Да, есть жулики, которые выдают себя за магов; да, их ненавидят и презирают за облапошивание. Но никто их не принимает всерьёз и убивать не собирается. А ещё есть иллюзионисты... Однако, волшебство без души это просто фокусы.

— Послушай, но откуда ты знаешь столько о маглах?

— Я всегда относился к маглородкам с теплотой, иногда звал их в гости попить чаю с лимонными дольками, послушать о новшествах. А потом, после войны, захаживал в гости к Гермионе, она не забывает умных технологий. Я присоветовал Невиллу поближе с ней сдружиться и учиться у неё.

— А фикрайтеров из Интернета ты тоже контролировал и воссоздал Вольдеморта ради управляемого конфликта?

— Нет, Минни. Это они сами. Я даже рад, что они дали возможность нашим умершим бывать на Земле через ниточку бэк-апов.

— Но это опасно. Они могут возродить что Гриндевальда, что Волдеморта заново, и тогда понятие о победе как-то теряется...

— Бек-ап Вольдеморта лежит на диске у Геры. Видела, он надел его себе на палец? Диск будет уничтожен, программист найден, а его память стерта. Его уже нашли фикрайтеры-айтишники.

— Кто?

— Компьютерщики. Только бы его не линчевали раньше времени.

— Как его зовут? Я хотела бы поместить его в Азкабан без возможности доступа в Интернет на пожизненное.

— Лайт Меделис.

— Он маг?

— Да, но русский. В миру его зовут Серёжа Макаров. Мне даже жалко, что он ради эксперимента пожертвовал другом, сумасбродом Рубеном. Столько бед они принесли.

— Но почему все события происходили в России?

— Не знаю. Может быть потому, что Россия это как подросток, который оперяется и пробует на зуб стихийную магию? И ещё потому, что там живут самые верные фанаты нашей сказки-были.

— Но Малфоя-то с чего туда понесло?

— А кого, думаешь, позвал бы Том к себе на помощь, опять возродившись больным?

Альбус уселся в кресло и устало закрыл глаза, отдыхая после шумной гулянки, на которой он проплясал на портрете. Минерва зачерпнула горсть кошачьего корма из конфетницы и задумчиво захрустела, медленно убредая в свои аппартаменты. Угасающая гулянка ещё конвульсивно шебутилась, но дама уже устала.

[1]СИВАМ — Сообщество интеллектуального взаимодействия Армянской Молодежи, объединение российской и армянской молодежи.

[2] МАО — московская армянская община, городская национальная организация.

[3] Союз Армян России, общественная организация федерального и городского уровня

[4] насрать, чтоб вы сдохли (АРМ.)

[5] еб вашу мать (груз.)

[6] джаги — ведьма (арм.)

[7] прямо фотография (АРМ.)

[8 ] Жора — в армянском языковом разговорном менталитете так называют Евгения, который у нас в тексте носит кличку Джек.