ПРИЛОЖЕНИЕ 3.1

ПОЛКЛОПА


Истории о съемках фильма “Дў Артаньян и три мушкетера”

Сползают клопы по стене на кровать,

И это совсем неприятно.

От стен ее без толку отодвигать -

Клопы придвигают обратно!

“Шоу Бенни Хилла”, Англия


В Одессе, на местной шарашкиной киностудии, снимается кино. И название-то хорошее, но в сущности - ... (даже неприлично говорить - Авт.) Но если дядя Веня сказал, так и будет. И условия-то жизни у артистов были - ни боже мой. Даже самой великой Алисе Бруновне приходилось мыть голову холодною водой! А воду эту нужно было таскать ведрами с водокачки, с другого конца Одессы. Но мужественная ленинградка, чье детство пришлось на самую что ни на есть жуткую блокаду, боролась до конца, хотя под боком постоянно вертелись директор гостиницы и директор картины, жужжа на одесско-украинско-еврейском диалекте в один голос: “А ничего у вас не получится!”

Но больше всех в этой гостинице донимали не эти надоедливые граждане, а еще более худшая напасть - клопы. Четверо молодых мужиков, игравшие трех мушкетеров (Веня, Валя, Гоша и Мишка), самому старшему из которых тогда было 39, а самому младшему всего 30 лет, угораздило попасть в самую что ни на есть резиденцию клопов.

Поначалу это никого не волновало, кроме Гоши: Веня ночевал в этой гостинице сутки через трое (оставшееся время он проводил в Москве, предательски купаясь в ванне); Валя потел под лишними 15 килограммами костюма так, что никакой клоп к нему даже подходить не желал; Миша по прозвищу Портвейн каждый день выбивал себе по зубу, а поэтому постоянно кололся новокаином, так что наутро его не могли поднять даже директор картины и директор гостиницы вместе взятые. Роль свою он, вероятно, играл во сне, но так как ему приходилось выполнять сложнейшие трюки, он, естественно, спотыкался и выбивал себе очередной зуб, после чего вся история повторялась снова.

Так вот, разнесчастный Гоша страдал в одиночку. Так как он ночевал в своем общем номере, пользовался дезодорантом и не колол новокаин, все клопы бросались на него. Он ворочался, чесал себя с головы до ног, лупил по постели подушкой; по утрам, совсем не спавший, но чистенький и свеженький, он упорно доказывал всей гостинице, всю ночь слушавшей его протяжный вой, что это его “не клопы кусали”, а он “не спал и работал над ролью”. Правда, верить ему никто не верил.

Однако также никто не знал, что самого счастливейшего из артистов ждет ужасный шок. Никому не известно, как это кошмарное открытие осенило Мишку-Портвейна. Сам он такое вспомнить затрудняется. Когда у него все-таки кончился новокаин, в минуту краткого вдохновения он понял, что ему нужно купить еще пару ящиков ампул и, что самое главное, поменять плавки, которые оказались почему-то женскими.

Как бы то ни было, ему пришлось быстренько смотаться в Питер, чтобы обустроить все как следует. В тот день, приехав домой и удивленно перебирая чемодан Гоши, он почему-то соображал особенно четко - то ли лекарства ему не удалось достать, но ли наконец понял, что давно уже выбил все свои и несколько раз подряд полный набор вставных зубов за все это время; а значит, болеутоляющее ему уже не нужно - как вдруг... из чемодана выскочило жуткое существо размером с коккер-спаниеля, являвшее собой ПОЛКЛОПА-ПОЛТАРАКАНА. Миша-Портвейн был тогда еще слишком молод, чтобы получить инфаркт, и поэтому получил только логоневроз, то есть заикание.

Страшная догадка (“Неужели я привез это ЭТО из Одессы!”) не оставляла ни на мгновение. Каким образом он додумался до подобного, неизвестно, но на киностудию возвращаться он уже не захотел. Его мучили жуткие галлюцинации, как наркомана во время чудовищной ломки: он не мог ложиться спать в постель с мягкой периной, а валялся, свернувшись в калачик на голом линолеуме и вздрагивал каждый раз, когда его кожи касались сексуальные усики вполне знакомой тараканихи Василисы и ее мужа, таракана Василия.

Все эти мучения не прошли даром ни для Миши-Портвейна, ни для Одесской киностудии, ни тем более для фильма. Сонно-послушный на съемках, Миша кинул им всем подлянку на озвучании: в одной из центральных песен фильма, вследствие логоневроза и галлюцинаций, он упорно пел вместо гордого французского “Pourqoi pas” - жалкое и испуганное “полклопа”, обливаясь холодным потом при мысли о том, как же он рисковал жизнью своей, проживая в этой адской гостинице!